На подоконнике засранной пиццерии с разобранными полами я глажу переплёт книги, которой сто двадцать четыре года.
— Некоторые вещи не меняются, — говорит Э. и достаёт из рюкзака трубку.
— Это же не для крэка?
Я пробую на язык жидкость из глицерина, никотина и чего-то ещё, отбираю свои руки и делаю жалобное лицо.
Я как будто бы возвращаюсь в свои восемнадцать, что совершенно некстати.
— Как будто немножечко Гарлем, — говорю, подтягивая чулочки, отталкивая желание свернуться калачиком в этой нише между помойкой и баром и выпить какао с молоком как в детском садике. — Столько всего произошло за эти полтора года, но ничего, о чём можно было бы сейчас рассказать. Понимаешь?
— Понимаю.
Встречаем нашу старосту и смеёмся, обнимаемся и смеёмся.
Всё-таки выпиваю какао в метро, маша поезду на прощание.