Накупила книг Ad Marginem на распродаже — ибо всем хороши их издания, кроме цены. Радуюсь безумно, потому что в последнее время что ни возьму читать, всё разочаровывает. И дело не в настроении — реально херовые книги.
Norot говорит, что я похожа на предреволюционную аристократку (на мне шифон-шаль-обнажённые плечи), которая охуела от происходящего настолько, что сама вот-вот поднимется на баррикады. И ещё — что мне идёт истерика. С первым моя мама согласна.
Это тем более забавно, что вчера обнаружились мои дворянские корни — я ездила к отцу и мачехе разбирать старые семейные фотографии.
***
Своей мачехе я говорю «Вы» и это кажется мне чуть-чуть диким, хотя почему бы и нет — я видела её третий раз в жизни, несмотря на семь или восемь лет их с папой брака. Отца, впрочем, за эти годы я видела немногим чаще — думаю, если бы не мачеха, которой что-то взбрело в голову, не видела бы и дальше.
Мне странно приходить в их дом, чувствовать себя там желанной — неловко. Да, это то, чего мне не хватало большую часть моей жизни, да, это нормально, но — отец мне совсем чужой и я не думаю, что действительно хочу его узнавать. Он кристально эгоистичен, избалован и не любит меня, у него дурной литературный вкус и так себе кругозор — что может нас связать, кроме крови?
Родственники с его стороны мне не нравятся (я не сторонница формулы «о мёртвых — только хорошее»). Пожалуй, они интересные и красивые, и все эти истории про бабок-дворянок и дом на Фонтанке делают всё как будто пикантней, но я не чувствую со всем этим никакой связи.
Я знаю, что папины родители были плохими людьми — может, поэтому.
Если на то пошло, мне приятнее ассоциировать себя с маминой рабоче-крестьянской ветвью, в традициях которой спиваться и рожать вне брака. Меня воспитала мать-медсестра, её — мать-рабочая, и я всё ещё гораздо интеллигентнее, образованней и порядочней, чем мой «из хорошей семьи» отец.
***
Я никогда ничего не знала о своём происхождении, об истории своей семьи, но мне казалось, что это очень важно.
Сейчас, узнав и продолжая узнавать, я не чувствую ничего особенного — я всё ещё только Я, и ничего большего.